Я топаю, а на земле, в коричневом песке остаются бессмысленные большие буковки. Как черные ласточки они тихонько поскрипывают от боли, потому что глубоко впечатываются в грязюку. Я не смотрю на них, и затыкаю уши. Понятия не имею, что за шлейф за мной остался, я просто догадываюсь, что он есть. Я придумаю, что они разные. Большая лохматая "Я", "т" с кривыми лапами, "о" ,наверное, пищит громче всех, усиливая какофонию, "п" прилипла к "а", и "ю" выгибается в агонии. "А", дальше - ласточка-запятая, сплюснутая "н" и еще одна "а". "з"...
Это читается только с очень большой высоты, а так как я иду - то никогда не узнаю, что же там написано. Не очень-то и хотелось.
Вру, хорошо вру.